Новая линия родства: репатриация по деду, о котором никто не знал

Автор статьи Надежда Гусарова Руководитель группы отдела персонального обслуживания

Вводные данные

Дисклеймер

Начало

Утро в московском офисе РИКЦ всегда начинается одинаково. В просторном переговорном комнате пахнет свежим кофе, сотрудники открывают ноутбуки, обмениваются короткими фразами про текущие дела и уточняют друг у друга статусы клиентов. Эта рутина задает особый ритм дня, в котором есть методичность и сосредоточенность.

В тот день я, Надежда Гусарова, руководитель группы отдела персонального обслуживания, занималась проверкой документов другой семьи, когда на внутренний чат пришло сообщение от менеджера отдела продаж: «Нужна консультация. Ситуация SOS. Сейчас все скину». Через пару минут я уже смотрела запись первичного разговора с потенциальными клиентами из Екатеринбурга.

На экране — мужчина около сорока, сдержанный, немного напряженный, но видно сразу: ответственный, аккуратный в словах. Его звали Андрей. За ним, чуть в глубине комнаты, сидела жена Наталья. Она что‑то записывала в тетрадь, стараясь не прерывать мужа, но по ее лицу было видно, что тема для семьи серьезная.

Менеджер спрашивал их о документах, и каждая фраза звучала одинаково: «Не знаем», «не сохранилось», «об этом никто не рассказывал». Андрей говорил спокойно, но — это покажется странным — в его словах чувствовалось облегчение. Такое часто бывает: люди долго носят в себе необходимость разобраться в семейной истории, но не знают, с чего начать, а когда наконец обращаются за помощью, будто избавляются от внутреннего напряжения.

Через день менеджер передал дело мне, рассказав, что семья готова к глубокой архивной работе, но не понимает, насколько она может быть долгой. Это было типичное начало сложного проекта: минимум вводных, максимум ответственности. Я связалась с Андреем и назначила видеоконференцию на вечер. Он согласился сразу — было видно, что они очень ждали этой консультации.

Бесплатная консультация
по гражданству Израиля

Я даю согласие на обработку моих персональных данных ООО «МКЦ» (ИНН 7842218191) в целях обработки заявки и обратной связи. Политика конфиденциальности

Я согласен получать рекламные и информационные материалы от ООО «МКЦ» на указанный e-mail и (или) телефон

Оставить заявку

Разговор, который определил весь дальнейший путь

Когда мы созвонились, Андрей был уже подготовлен: на столе лежала стопка документов, аккуратно отсортированных по прозрачным файлам, рядом — блокнот, в котором он заранее выписал все, что знал о дедушке. Многие записывают документы хаотично, путаются в датах и местах, но Андрей подошел к делу организованно. Мне это всегда помогает: чем точнее человек говорит, тем проще дается анализ ситуации уже на первом созвоне.

– Начнем с самого сложного, – сказала я. – Что вы знаете о деде?

Андрей посмотрел вниз на записи и начал читать по пунктам. Он рассказал, что дед родился примерно в 1900‑е годы, где‑то в Екатеринославе, но точно не знает — этот факт он узнал от матери, когда был подростком. Мама часто говорила, что ее отец был евреем, но подробностей не рассказывала.

Андрей пытался расспрашивать ее в зрелом возрасте, но она ограничивалась одной и той же формулировкой:

Это сразу подсказало мне направление: часто люди, прошедшие войну, сознательно не делятся своей историей.

Наталья включалась в разговор реже, но видно было, что она давно ждала момента, когда муж решится на поиски. Она сказала спокойным, но твердым голосом: «Мы хотим, чтобы Миша знал, откуда он». Такие слова всегда создают для меня внутренний ориентир: когда мотивация не в формальном праве на репатриацию, а в восстановлении семейной истории, работа проходит иначе. Люди готовы терпеливо ждать, пережидать задержки архивов и читать старые бумаги как личные письма.

Мы обсудили рискованные моменты: отсутствие свидетельства о рождении деда, отсутствие фото, возможные ошибки в фамилии, что всегда создает архивные разрывы в документах. Андрей слушал внимательно, иногда переспрашивал, но в его голосе звучала спокойная решимость.

Он кивнул, и я почувствовала, что мы будем отличной командой.

Первичная диагностика и постановка задач

С юридической точки зрения задача была ясной: нам нужно было доказать еврейство деда. Для Андрея это означало получение статуса как внука еврея, а для Натальи и Михаила — право на репатриацию как членов семьи. Но в ситуации, когда единственный документ — это запись о рождении его матери, наша работа превращалась в реконструкцию семейной истории по обрывкам.

Мы поставили несколько задач:

1. Проверить ЗАГС — получить расширенную копию акта о рождении матери Андрея и выяснить, что стоит в графах «отец» и «национальность».
2. Проверить военные архивы — узнать, служил ли дед, и если да, были ли в документах анкеты с указанием семьи.
   Сделать запросы в архивы Украины — найти метрики Екатеринослава.

Я проговорила все это спокойным голосом, не драматизируя ситуацию. В нашей работе важно не нагнетать, но и не создавать иллюзию легкости. Клиент должен спокойно проходить путь репатриации, шаг за шагом.

Андрей услышал главное:

Наталья улыбнулась впервые за весь созвон. Видимо, именно этих слов им не хватало, чтобы окончательно решиться на долгий и муторный процесс.

Начало архивного поиска

Первые недели ушли на базовые запросы: ЗАГС, Министерство обороны, региональные архивы. Команда РИКЦ работала слаженно: генеалог отправлял запросы, менеджеры сверяли возможные несостыковки, а я вела постоянную переписку с семьей.

Андрей задавал много технических вопросов, и каждый раз в его сообщениях было одно и то же: «Спасибо, что объясняете. Мы никогда бы сами этого не сделали». Такие слова не льстят, но подтверждают простую истину: архивная работа требует профессиональной методичности.

Через месяц мы получили первый результат — расширенную запись о рождении матери Андрея. Этот документ становится фундаментом почти во всех похожих делах: если в нем есть даже малейшая зацепка, цепочка родства начинает выстраиваться. Мы ждали этот документ с напряжением, потому что от него могла зависеть вся дальнейшая работа.

Запись пришла в хорошем состоянии, четкая копия, читаемый почерк. В графе «отец» значилось полное имя деда, и это уже подтверждало, что он действительно участвовал в регистрации ребенка. Но то, что бросилось в глаза мне и юристу, было совсем другим.

В графе «национальность родителей» отсутствовали отметки, однако возле строки, где должна была стоять национальность отца, виднелись едва заметные следы стертых чернил. Сотрудник ЗАГС добавил к скану пометку

Такие детали встречаются редко, но они всегда о чем‑то говорят. Иногда родители просили убрать отметку о национальности, иногда ЗАГС фиксировал исправления механически, но чаще всего такое происходило в семьях, где по каким‑то причинам не хотели оставлять лишние данные о происхождении.

Я позвонила Андрею и спокойно объяснила, что эта деталь не подтверждает еврейство сама по себе, но указывает на то, что в записи были изменения по этой причине. Он слушал очень внимательно и несколько секунд молчал, прежде чем ответить. По его голосу было слышно, что этот факт задел его глубоко.

Удивительная находка в военных архивах

Запросы в военные архивы всегда требуют времени, и мы честно предупредили Андрея, что ответы могут прийти через месяц или даже два. Он отнесся к этому спокойно, потому что изначально понимал: без документов военного периода восстановить историю деда будет почти невозможно.

Но мы получили промежуточный ответ гораздо раньше, чем ожидали. Сначала пришло уведомление от регионального архива, что в их фондах действительно есть дело военнослужащего с таким же ФИО и подходящим годом рождения. Это была удача, но мы не спешили радоваться — бывают совпадения, особенно когда речь идет о начале XX века.

Через неделю пришло основное дело, и его содержание стало первым серьезным поворотом в истории. В служебной карточке деда было указано, что он действительно участвовал в боевых действиях в 1941–1943 годах, а позже служил в хозяйственном подразделении. Это подтверждало, что он пережил войну и вернулся домой.

Но самое важное находилось в графе «состав семьи». Военные анкеты того времени иногда заполнялись от руки самим солдатом, иногда писарем — и нам повезло, что этот документ был заполнен аккуратно и подробно.

Мы созвонились командой, чтобы проговорить этот момент. Ситуация была деликатной: две жены, две дочери, два разных места проживания, и оба документа выглядели подлинно и логично. Люди того времени жили непросто, иногда заводили новую семью после эвакуации или в период разлуки, иногда первая семья разрушалась, а иногда — жили параллельно две ветви, не пересекающиеся между собой. Для нас это означало одно: если мы раскроем обе линии, то вероятность найти документ о происхождении деда возрастет вдвое.

Я позвонила Андрею и аккуратно объяснила ситуацию. Он молчал дольше, чем обычно, и я чувствовала, что эта информация попала в самую личную часть его истории. Человек, который ничего не знает о своей фамильной ветви, сталкивается с неожиданной новостью — и вынужден принять, что его семейная история могла быть совсем не такой простой, как он себе представлял.

— Значит, у него была другая жена? И ребенок?
— Судя по документам — да. Но нам пока не ясно, как именно складывались отношения между семьями.

Наталья тихо спросила:

— Это усложнит процесс?
— Это усложнит общую картину, — сказала я, — но расширит наши архивные возможности. Теперь у нас две точки поиска, а не одна.

Эвакуация в Казахстан

Документы военных лет часто содержат упоминания об эвакуации, и в нашем деле была именно такая строка. В анкете второй жены была приписка: «эвакуирована в Казахскую ССР, город Караганда, 1942 год». Эти небольшие приписки иногда оказываются важнее официальных справок. Они позволяют выйти на эвакуационные фонды, в которых регистрировали семьи, прибывшие в эвакопункты. Такие карточки содержат минимальные данные, но иногда — именно те, которые нужны для подтверждения происхождения.

Мы подали запрос в казахстанский архив, и ответ пришел через месяц. В карточке эвакуированной семьи действительно значилась Рахиль Моисеевна с дочерью. Национальность была указана — «евр.» сокращенно, что являлось общепринятой практикой для того времени. Возраст совпадал, адрес прописки совпадал частично, но главное — в графе «место рождения главы семьи» значилось: «Екатеринослав».

Это было тем самым подтверждением, которое позволило связать военные документы с историей, которую слышал Андрей от матери.

Я созвонилась с семьей вечером — Андрей специально просил сообщать любые новости сразу. Он слушал внимательно, но я видела в нем внутреннюю борьбу. История становилась все сложнее, но вместе с тем — все более реальной. Мы обсуждали найденную запись достаточно долго, но он вернулся все к той же мысли:

Эти ответы звучали буднично, но для Андрея они означали начало понимания собственной фамильной истории. И это было тяжело — нужно было принять правду, которую много лет никто не произносил вслух.

Несостыковки, которые продвинули дело

В архивном деле Анны Ивановны, первой жены деда и бабушки Андрея, была указана другая дата рождения дочери, и вначале казалось, что документы противоречат друг другу. Но при тщательной сверке мы обнаружили, что обе девочки были рождены в разные годы, а значит, речь шла о двух разных семьях, существовавших параллельно. Это не разрушало логику, напротив — выстраивало ее.

Генеалог РИКЦ предложил проработать обе ветви как параллельные структуры, чтобы затем объяснить консулу, почему фамильные документы выглядят так, а не иначе. Это было связано с еще одной особенностью: наличие двух жен — еврейки и нееврейки. Однако для линии Андрея важной была национальность именно деда, а не его супруги, поэтому юридическая база не пострадала.

Мы составили таблицу всех дат, имен, мест проживания и сопоставили их. Картина, которая вроде бы была хаотичной, постепенно становилась структурной. Я отправила Андрею подробное письмо, чтобы он видел процесс и понимал каждое наше действие. Ответ пришел через пару часов:

Екатеринослав — ключ к происхождению

Теперь, когда мы имели подтверждение из эвакуационных документов о месте рождения деда, можно было делать официальный запрос в архивы Украины. Но нужно было понимать, что архивы Екатеринослава (Днепра) частично разрушены, некоторые книги утрачены, а поиски могут занять несколько месяцев. Я честно предупредила Андрея об этом, но он лишь сказал:

— Если есть шанс, надо пытаться. Мы готовы ждать.

Мы составили подробный запрос на поиск метрических книг еврейских общин Екатеринослава за период 1895–1910 годов. Наши генеалоги подготовили сопроводительное письмо, указав все возможные варианты написания фамилии — немецкая транскрипция, русская, польская. Это позволило архивистам искать по нескольким направлениям.

Ожидание было долгим, и это испытание семья выдержала достойно. Иногда Андрей писал короткие сообщения: «Есть новости?» И я отвечала так же коротко, если новостей не было. Этот период — всегда сложный, потому что клиенты живут между надеждой и неопределенностью. Но спустя почти три месяца мы получили письмо от украинского архива.

В нем была фраза, от которой у меня чуть не дрогнула рука:

И дальше — полное имя деда.

Но этим все не ограничивалось: в записи значились имена его родителей, включая отца — прадеда Андрея — и его национальность. Это был тот документ, который окончательно подтверждал еврейство по мужской линии. В метрической записи четко значилось, что отец деда — то есть прадед Андрея — принадлежал к еврейскому вероисповеданию, а рядом была приписка о том, что семья входила в состав местной еврейской общины Екатеринослава.

Запись была оформлена аккуратно, с читаемыми строчками, без исправлений, что для конца XIX—начала XX века встречается не так часто. Архив прислал скан в высоком разрешении, и на нем прекрасно были видны печати и подписи раввината. Это было идеальное доказательство происхождения — чистое, первичное, не вызывающее сомнений даже у самого строгого консула.

Когда я прочитала письмо архива, то сделала паузу и посмотрела в окно. Мы в РИКЦ всегда держим профессиональную дистанцию, но бывают моменты, когда документ словно оживляет ушедшего человека, и это вызывает особое чувство. Это не пафос, не драматизация — просто понимание того, что чьи‑то корни, почти исчезнувшие под слоем времени, вдруг становятся осязаемыми.

Я позвонила Андрею. Он взял трубку быстро, будто ждал звонка. Я спокойно сказала, что у нас есть результат, и услышала, как он задержал дыхание. Он не перебивал меня и слушал так внимательно, будто боялся пропустить хоть слово. Когда я закончила, наступила длинная пауза. Я уже знала, что в такие моменты лучше молчать и дать человеку прожить эмоции.

— Надежда… — сказал он наконец. — То есть… мы нашли его?
— Да. Это он.
— И это точно его отец?
— Да. В записи полное совпадение по имени, по году, по общине. Это самое чистое доказательство, которое можно получить.

Он снова замолчал, а потом тихо сказал:

— Я понимаю, что вам это часто приходится говорить… но для меня это очень многое значит. Мама никогда не рассказывала, и мы думали, что прошлое закрыто навсегда.

Наталья потом написала отдельное сообщение. Оно было коротким:

Окончание архивного этапа и новая задача

После получения метрической записи нужно было связать воедино все документы: свидетельство о рождении матери Андрея, военные дела, данные о двух женах и дочерях, справку об эвакуации и наконец метрику из Екатеринослава.

Но чтобы юридически завершить цепочку, нам нужно было подтвердить, что дед, записанный в метрической книге, и дед, указанный в документах о рождении матери Андрея и военных делах, — одно и то же лицо. Это требовало сопоставления большого количества данных: год рождения, место, транслитерации фамилии, отметки о службе.

Менеджеры РИКЦ выстроили таблицу, в которой строки из разных архивов накладывались друг на друга. Постепенно мы видели, как разные документы, созданные в разные годы и в разных странах, складываются в единую биографию человека.

Разночтения были, но не критичные: например, в одном документе было указано отчество в русском варианте, а в другом — транслитерация, что было обычным явлением для тех лет. В одном военном документе год рождения был ошибочным на один год — тоже типичная история, учитывая хаос военных лет.

Когда вся структура была готова, мы сделали то, что считаем важной частью каждого кейса: подготовили большой, понятный для клиента файл, в котором по шагам объяснили, как связаны между собой все найденные документы. Такое сопровождение помогает людям ясно понять историю своей семьи.

Андрей внимательно прочитал все и написал короткое сообщение: «Теперь все стало по‑человечески ясно».

Люди, которых никто не ожидал встретить

Когда мы завершили архивный этап, казалось, что самое сложное позади. Но история, как это бывает в сложных делах, решила сделать еще один поворот. Мы все еще обсуждали с генеалогами структуру доказательной базы, когда архивист РИКЦ позвонила мне и сказала фразу, которая могла изменить ход всего дела:

Такие находки случаются нечасто. Чаще всего дополнительные ветви семьи теряются бесследно: люди меняют фамилии, уезжают, создают новые семьи, а архивы фиксируют только административную часть их жизни. Но в этом случае в эвакуационном документе была указана девочка — дочь второй жены, — и ее год рождения совпадал с записью в одном из поздних послевоенных фондов. Более того, там же был указан адрес ее проживания в 1950‑е годы. Это давало шанс выйти на ее потомков.

Мы согласовали с Андреем, что можем попробовать навести справки. Он долго думал, прежде чем ответить, потому что такие шаги требуют внутренней готовности. Встреча с незнакомыми родственниками — это всегда эмоции, но порой это и возможность получить дополнительные сведения, которые не найдешь ни в одном архиве. Он наконец сказал:

— Давайте попробуем. Я не знаю, что из этого выйдет, но чувствую, что это важно.

Подпишитесь на новости РИКЦ

Я даю согласие на обработку моих персональных данных ООО «МКЦ» (ИНН 7842218191) в целях обработки заявки и обратной связи. Политика конфиденциальности

Я согласен получать рекламные и информационные материалы от ООО «МКЦ» на указанный e-mail и (или) телефон

Подписаться на рассылку

Мы начали осторожно, уважая чужие границы. Наши специалисты отправили несколько официальных запросов, и один из них привел к человеку, который оказался внуком той самой девочки — второй дочери деда. Мы договорились о коротком разговоре. Человек был вежлив, но насторожен. Это обычная реакция, когда незнакомые люди звонят и говорят о семье.

Но когда я упомянула имя деда Андрея, на том конце повисла долгая пауза. Потом он тихо сказал:

— Этого человека в нашей семье не принято было обсуждать. Но бабушка говорила, что у него была другая семья. Мы думали, это выдумка.

Разговор длился почти час. Мы обменялись базовыми сведениями и поняли, что обе ветви действительно принадлежат одному человеку.

Его правнук согласился предоставить копии нескольких фотографий и документов, которые хранились у их семьи. Это были снимки конца 1940‑х — дед Андрея на одном из них выглядел открытым, добрым, не похожим на человека, который мог сознательно скрывать две семьи.Однако фотографии часто обманывают.

Когда я отправила снимки Андрею и знала, что ответ получу нескоро. Через день он коротко поблагодарил.

Такие моменты нельзя назвать рабочими. Это те эпизоды, где работа становится частью чьей‑то личной истории, и никакой специалист персонального обслуживания РИКЦ не может быть хладнокровным в такие моменты.

Восстановление семейной истории

Теперь у нас был редкий и роскошный комплект документов: метрические записи из Екатеринослава, два военных дела, эвакуационные документы, подтверждение двух семей, фотографии и контакт с потомками второй ветви.

Это позволяло выстроить непрерывную линию происхождения, а также объяснить любые временные и биографические разночтения консулу.

Генеалог подготовил структурированную схему, в которой две ветви шли параллельно, но сходились в одной точке — происхождении деда. Эта схема была не просто техническим документом для консульства. Она стала для Андрея визуальным объяснением собственной родословной. Он несколько раз писал, что впервые видит свою семью как единый, логичный организм, где каждое событие имеет свое место.

Наталья сказала в одном из созвонов:

Эта фраза мне запомнилась. Она точно описывает состояние семьи, которые много лет живут в тени информации, а потом внезапно получают возможность увидеть все как есть.

Чуть позже Михаил и Наталья написали, что хотят купить дополнительные пакеты услуг, чтобы РИКЦ помог им получить гражданство и комфортно репатриироваться. Мы были рады, что оправдали доверие и нам стали доверять еще больше. Пожалуй, это одно из тех ощущений, ради которых я работаю.

Психологический момент, который недооценивают

Пока генеалоги РИКЦ выстраивали доказательную базу, мы начали готовиться к консульской проверке. Люди часто думают, что главное — собрать документы, а собеседование — это формальность.

Но в действительности именно на интервью закладывается юридическая уверенность консула в том, что человек перед ним действительно понимает свою историю, не путается в фактах и не пытается казаться кем-то другим.

Андрей был спокойным человеком, но я видела: тема семьи была для него эмоционально сложной. Он много лет жил в незнании. И несколько раз говорил мне:

— Я переживаю, что буду путаться. История сложная. Вдруг скажу что‑то неправильно?

Мы обговорили график подготовки и начали созваниваться по вечерам, когда семья была свободна.

Тренировочные интервью

Первое тренировочное интервью мы провели по полной процедуре: с формальными вопросами, упором на детали, уточнениями, где слабые места в найденных документах. Андрей держался уверенно, но иногда сбивался, когда речь заходила о двух женах деда.

Я объяснила, что это естественно — человек всю жизнь не знал этой информации и теперь пытается объяснить ее другим.

Мы сделали ставку на структурность. Я предложила ему простой метод: рассказывать историю, опираясь не на годы, а на этапы. Это помогло убрать нагрузку по датам, которая мешала Андрею из‑за сложности семейной истории. Спустя несколько попыток он стал рассказывать все гораздо спокойнее.

Когда мы проводили второе тренировочное интервью, он говорил уже четко, без лишних пауз. На вопрос: «Почему у вашего деда было две семьи?» он спокойно отвечал:

— В годы войны многие семьи разделялись. Моя семья не исключение. Я не могу судить, почему так произошло, но документы подтверждают оба брака, и обе ветви связаны с моим дедом.

Это звучало уверенно, по‑человечески и честно. Именно так и нужно отвечать консулу.

Работа с ребенком

Работа с детьми — особая тема. В 9 лет ребенок не обязан знать сложную семейную историю, но он должен понимать основные вещи: кто его прародители, к какой национальности принадлежит его семья, почему она проходит такую процедуру.

На третьем тренировочном интервью я провела короткую игровую встречу с Михаилом. Попросила его нарисовать дерево, где он сам выбирает, как расположить родственников. Он рисовал уверенно, спрашивал про прабабушку, о которой почти ничего не знал, а потом неожиданно сказал:

— А можно я напишу рядом с прадедушкой, что он родился далеко? Мне мама сказала, что это важно.

Это был маленький, но важный момент: ребенок не путался и понимал суть — происхождение семьи имеет значение. Этого для консула более чем достаточно.

Формирование пакета документов

Сбор бумаг — это не просто сложить документы в стопку. Это отдельная работа, которая требует внимательности. Мы собрали:

Каждый документ прошел юридическую проверку дважды. Переводы были сделаны присяжным переводчиком и заверены нотариально. Когда пакет документов был готов, мы собрали все в аккуратную папку и передали Андрею. Он, Наталья и Михаил приехали в Москву.

— Это все… про него? — тихо спросил Андрей, хотя знал ответ.
— Да, — сказала я. — И про вас тоже. Теперь это ваша доказательная база.

В посольстве

День Х всегда вызывает у людей смешанные чувства. С одной стороны, это кульминация долгой работы. С другой — момент неопределенности, когда все, что мы выстраивали месяцами, упирается в короткий разговор с консулом. В эту среду Андрей и Наталья приехали заранее, как мы и советовали. Михаил держал рюкзак с соком и печеньями и то и дело задавал вопросы, не замечая, что родители нервничают. Для ребенка этот день был больше похож на поездку в новое место, чем на важную юридическую процедуру.

Перед входом они написали мне короткое сообщение: «Мы пришли». Я ответила привычным: «Дышите спокойно. У вас есть все для победы». Эти слова не магические, но часто помогают людям сфокусироваться. Внутри посольства, как обычно, было довольно тихо, сотрудники работали быстро и без лишних разговоров. Их поставленная деловитость всегда вносит порядок и снижает накал эмоций.

— Почему в вашей семье не говорили о предках? — спросил консул почти безэмоциональным тоном.
— Возможно, было тяжелое прошлое. Мама говорила, что ее отец редко вспоминал войну и жизнь до нее. Думаю, это связано с тем, что он сменил место жительства, семью, окружение. Тогда это было не редкостью.

Консул кивнул. Этот ответ был достаточно честным и простым — никакого драматизма, только факты.

Потом он задавал вопросы Наталье. Она отвечала уверенно, но ее роль была более технической — в основном это касалось подтверждения состава семьи и совместного проживания. Михаилу задали несколько легких вопросов, и он отвечал так, как ребенок и должен отвечать: искренне и немного взволнованно.

Через тридцать минут интервью закончилось. Консул собрал документы и сказал: «Спасибо. Мы свяжемся с вами».

Это фраза, которая обычно вызывает тревогу у клиентов, но если все было сказано корректно и спокойно, волноваться не о чем.

«Виза одобрена»

Через неделю ближе к вечеру раздался звонок. Я сразу узнала номер Андрея.

— Нам одобрили визу!
— Как я рада, поздравляю вас! Это абсолютно заслуженно.

Секундная тишина на линии была настолько плотной, что казалось, будто он просто положил телефон на стол. Потом он тихо сказал:

— Спасибо. Мы… наверное, пока не осознали. Спасибо вам за все.

В такие моменты я всегда чувствую спокойное, теплое удовлетворение. Не взрыв эмоций, а именно спокойствие: мы сделали то, что обещали. Мы снова показали, что можем справиться с любыми сложностями — и исполнить мечту людей.

Я отправила сообщение в общий чат РИКЦ: «Семья Х получили визы с первого раза». Потом долго смотрела на то, как текст собирает лайки коллег и поздравления с успешным завершением работы. И вдруг мне стало грустно, потому что долгая история сотрудничества с по-настоящему приятными людьми подошла к концу. Я встала из-за стола, пошла на кухню, заварила кофе, посидела в тишине — и получила новое сообщение от менеджера продаж.

Полет в Израиль и встреча в Бен‑Гурионе

Через два месяца семья улетела в Израиль. Все это время мы сопровождали их в подготовительных процедурах: переводы, анкеты, инструкции, выбор даты собеседования… Теперь они сами выбрали дату полета и сами приехали в аэропорт.

Они летели ночным рейсом, и когда самолет приземлился, в Тель‑Авиве было раннее утро. Теплый влажный воздух и яркое солнце, которое резко отличается от московского и тем более сибирского — это всегда первый неожиданный контраст, который испытывают новые репатрианты.

У стойки Министерства алии и интеграции процедура прошла без сложностей. Сотрудники спросили минимальные вопросы, проверили документы, выдали новые — внутренний паспорт гражданина Израиля и удостоверение нового репатрианта. Михаил с интересом рассматривал надписи на иврите и спрашивал, как читаются буквы. Сотрудник улыбнулся и сказал:

— Ты быстро научишься.

Наш координатор встретил их у выхода, как и договаривались. Он держал в руках папку с инструкциями и маршрут на два дня вперед. Увидев его, Андрей улыбнулся впервые за долгое время: теперь процесс был понятен и структурирован, а рядом был человек, который знает каждый следующий шаг. И  делает их пребывание в Израиле максимально комфортным — все вещи были быстро погружены в машину VIP-класса, которая быстро доставила семью в апартаменты, подготовленные отделом сопровождения РИКЦ.

Квартира, которую мы заранее арендовали семье, находилась в тихом районе с удобным доступом к транспорту. Координатор помог донести чемоданы, показал, где ближайший супермаркет, и оставил набор продуктов — не как услуга, а как человеческий жест. Наталья позже написала, что именно этот момент помог им почувствовать себя не гостями, а людьми, о которых кто‑то заранее подумал.

01.02.2023

# Истории репатриации

Виктор Ганелес: срочная репатриация с двумя д…

Эмиграция в Израиль На выполнение плана я дал себе 5 лет: за это время надо было хорошо прокачать ан…

Читать историю

01.02.2023

# Истории репатриации

Дарья Бибикова: как галахическая еврейка стол…

Еврейская история моей семьи Еврейками были мои прабабушки по маминой линии. Обе воспитывались в нац…

Читать историю

01.02.2023

# Истории репатриации

Андрей Чаускин: долгий путь к репатриации

Я и мои корни С раннего детства я знал, что мой дедушка, Чаускин Григорий Иосифович, был евреем. Он …

Читать историю

01.02.2023

# Истории репатриации

Виктория Гинзбург: от надежды к репатриации

Новогодняя идея: репатриируемся? Куранты пробили 12 раз и наступил 2013 год! Все поздравляли друг др…

Читать историю

01.02.2023

# Истории репатриации

Ирина Вайнман: репатриация по программе «Сэла…

Как я впервые оказалась в Израиле Я репатриировалась в Израиль из России из города Челябинск два год…

Читать историю

01.02.2023

# Истории репатриации

Наталья Зазимко: репатриация — через тернии к…

Как начался мой путь к репатриации Он очень внимательно посмотрел на меня и после задумчивой, продол…

Читать историю

Первые шаги в новой реальности

На следующий день Наталья проснулась раньше всех, распахнула окна, и квартиру наполнил израильский утренний воздух — сухой, плотный, с легкой примесью моря и запахом свежего хлеба, который доносился из маленькой пекарни внизу. Михаил проснулся через полчаса, выглянул в окно и удивился, что солнце уже высоко, хотя было всего семь утра.

Координатор написал заранее: «Машина будет ждать вас через сорок минут, чтобы начать первые процедуры». Некоторые шаги он заранее выполнил самостоятельно, и сообщил об этом семье:

• подготовил предварительное заявление в МВД,
• проверил свободные даты в больничных кассах,
• собрал нужный пакет документов для открытия банковского счета,
• зарегистрировал онлайн‑анкеты для подачи заявки на Лессе‑Пассе.

Это сильно сокращает активные действия для клиента, позволяя семье просто следовать за координатором, а не тратить энергию на разбирательства в законах, бюрократических издержках и иврите.

Когда семья села в машину, координатор отметил, что Андрей будто сам светился. Первые часы в Израиле — всегда смесь восторга от новой жизни и растерянности от непонимания, как ею распоряжаться. Координатор сразу задал спокойный, уверенный тон, который сильно помогает сохранять фокус внимания на первостепенных задачах:

— Сегодня часть процедур я пройду за вас сам. Вам нужно быть только там, где требуется физическое присутствие.

Бесплатная консультация по сопровождению в Израиле

Я даю согласие на обработку моих персональных данных ООО «МКЦ» (ИНН 7842218191) в целях обработки заявки и обратной связи. Политика конфиденциальности

Я согласен получать рекламные и информационные материалы от ООО «МКЦ» на указанный e-mail и (или) телефон

Оставить заявку

Сначала они поехали в банк. Открытие счета занимает немного времени, но для новых репатриантов это источник стресса — язык, формуляры, термины, суммы. Координатор заранее передал банку копии документов, поэтому визит прошел быстро. Он объяснял все простым языком, без излишней терминологии:

— Вот это — основной счет. Вот здесь вам нужно будет поставить подписи. Я объясню, какие существуют комиссии и как можно их избежать.

Андрей слушал внимательно, и, как он потом признался, не понял бы и половины, если бы пошел оформлять документы один.

После банка — больничная касса. Здесь семья уже должна была присутствовать лично, но координатор заранее подготовил карты регистрации и переводил вопросы сотрудников, когда это было нужно. Наталья отметила, что персонал клиники был искренне приветлив — не формально, а по‑человечески.

Возможно, потому что привыкли к репатриантам и знают, что первые дни всегда непростые.

Затем они заехали в МВД, чтобы подтвердить запись на нужную дату и подать часть документов заранее. То, что не требовало личного участия, координатор оформил за них.

Позже сотрудник сопровождения покатал семью по району, где они остановились, объяснил, где общественные учреждения, где аптеки, где продуктовые магазины, куда удобно ходить пешком, а куда лучше поехать на автобусе. Именно в этот день, когда исчез первый страх перед неизвестностью, пришло настоящее ощущение места.

Михаил постоянно задавал вопросы:

— А это что за надпись?
— А как читается вот эта улица?

Наталья впервые за много месяцев заговорила о будущем спокойно: она расспрашивала про школы, про интеграционные классы, про кружки. Она слушала, а потом вдруг сказала тихо:

Координатор улыбнулся:

— Так обычно и бывает. Дети принимают страну быстрее всех.

Андрей интересовался практическими вещами — налогами, банковскими картами, возможностями работы, оформлением статуса нерезидента для финансовой безопасности. Его вопросы были точными и логичными. И сотрудник отдела сопровождения, видя это, давал ему четкие, профессиональные ответы.

Вечером они вышли на прогулку. До моря было десять минут пешком — координатор специально выбирал квартиры рядом с пляжем. Солнце уже садилось, воздух был теплым, но не душным. Легкий ветер доносил запах соли, а вдоль набережной уже сидели люди — кто‑то пил кофе, кто‑то гулял с собакой, кто‑то разговаривал на иврите, русском и английском вперемешку.

Именно эта смесь языков — одно из знаковых отличий Израиля. Андрей потом сказал, что именно в тот момент почувствовал: это место ему не чужое, потому что тогда он смог понять историю о прошедшем шаббате у дяди Исаака, когда Мойша рассказывал анекдот, размахивая руками, и разбил две бутылки вина.

Михаил подбежал к воде, намочил ноги и шорты, просился искупаться, а потом стал строить песочную башню. Андрей присоединился к нему. А Наталья пошла заказать всем холодный кофе и салаты с хумусом в кафе возле пляжа. И, кажется, они уже не выглядели туристами. Они выглядели здешней семьей, которая просто вышла прогуляться вечером на море.

Спустя полгода

После 6 месяцев с переезда семья уже почти не вспоминала, каким сложным и длинным был путь к гражданству. Израиль постепенно перестал быть «новой страной» и стал местом, где складывается их обычная, повседневная жизнь. Оказалось, что бытовая адаптация не была такой пугающей, как казалось в первые недели. Андрей рассказывал, что они все еще учатся подстраиваться под израильский темп — быстрый, живой, часто импровизированный, но в этом, как он говорил, «есть что‑то освобождающее».

Быстрее всех адаптировался Михаил. Он — ребенок четвертого поколения, который не получает гражданство автоматически и проходит путь к гражданству немного иначе, но это нисколько не мешало ему чувствовать себя здесь своим. Уже через пару месяцев он говорил короткими фразами на иврите, а через полгода спокойно объяснялся с одноклассниками на переменах.

Учитель иврита даже сказал Наталье, что у детей «язык врастает без боли», и в случае Михаила это оказалось чистой правдой. Он стал переводить родителям объявления в лифте, читать меню в кофейнях на набережной и даже поправлять произношение Натальи, что всегда вызывало у нее радость.

Наталья тоже привыкла к новой среде, хотя первое время чувствовала себя потерянной среди непонятных слов и шума улиц. Она говорила, что после Екатеринбурга ей сложно привыкнуть к тому, что незнакомые люди спокойно вступают в разговор в супермаркете или на детской площадке, но постепенно это стало казаться не навязчивостью, а искренним желанием помочь. Через несколько месяцев она уже бегло объясняла соседке, как пользоваться новой стиральной машиной, и получала хорошие оценки на курсах разговорного иврита в муниципалитете. Для нее этот шаг стал моментом внутреннего принятия — не просто жить в Израиле, а становиться его частью.

Для Андрея адаптация шла по‑другому. Он — человек аккуратный, обстоятельный и привыкший к структурированным процессам. По профессии он инженер‑проектировщик, и первое время его тревожило, сможет ли он найти работу по специальности. Но в Израиле оказалось, что его опыт востребован. Уже на третьем месяце адаптации он получил место в небольшой компании, занимающейся расчетами систем вентиляции для коммерческих зданий. Там ценили его скрупулезность, а пробелы в иврите компенсировали терпеливым наставником, который объяснял терминологию простыми словами. Андрей говорил, что впервые за много лет чувствует профессиональный интерес к тому, что делает. Работа дала ему уверенность, а это, пожалуй, главная точка опоры в новой стране.

Быт тоже складывался постепенно. Семья переехала в другую квартиру — чуть ближе к школе Михаила и с удобной кухней, которая стала для Натальи любимым местом в доме. Андрей поставил на балкон два кресла и столик, и теперь вечерами они выходили туда подышать свежим воздухом и смотреть на огни района. Михаил подкармливал уличных котов, а соседи, заметив его за этим делом, однажды оставили у двери пакет с кормом. Это мелочи, но именно из таких мелочей рождается ощущение принадлежности к новой стране.

В одном из вечерних звонков Наталья сказала мне:

— Если честно, я думала, что первое время будет страшнее. А оказалось, что мы просто живем. Местами сложно, но спокойно. И как будто правильно.

Андрей добавил уже в переписке:

Спустя полгода Михаил легко переключался между языками, Наталья уверенно ориентировалась в городе, а Андрей снова чувствовал себя двадцатилетним перспективным сотрудником, которому помогают старшие и поощряют его инициативность. Израиль не стал для них волшебным решением всех вопросов, но стал местом, где можно жить без ощущения политической неопределенности, которую они испытывали до переезда.

И, наверное, это и есть настоящая адаптация — когда день складывается из простых, понятных дел, и, ложась спать, ты можешь сказать: «Это был еще один хороший день».

Что дала репатриация этой семье

Для Андрея репатриация стала не только юридическим процессом, но и путешествием в собственную историю. Он получил то, что хотел с самого начала, хотя и не умел этого сформулировать: понимание своих корней. Наталья обрела уверенность в будущем Михаила. А сам Михаил — возможность учиться в системе, где горизонт возможностей шире.

Гражданство Израиля стало для них:

1. Право на перспективное будущее для ребенка

Михаил получил возможность учиться, расти и развиваться в стабильной, безопасной социальной среде.

• бесплатное школьное образование высокого уровня,
• доступ к STEM‑программам, сильной математике и английскому,
• участие в программах для одаренных детей,
• поддержка репатриантов в обучении и интеграции.

2. Возможность международного образования

Израильские выпускники имеют прямой доступ к университетам Европы и США.

• отсутствие визовых ограничений,
• льготные условия при поступлении,
• возможность учиться по обмену.

3. Реальные права, а не временные статусы

Гражданство — это не виза, не ВНЖ и не ограниченный документ. Теперь у них есть:

• право жить в Израиле без срока,
• право работать в любой сфере без ограничений,
• право на социальные программы и льготы,
• возможность открывать счета в международных банках.

4. Финансовая безопасность

Израильская банковская система одна из самых стабильных в мире. Семья получила:

• защищенность сбережений,
• доступ к международным инструментам,
• возможность в будущем приобретать недвижимость,
• льготы при открытии депозитов и кредитных линий для новых репатриантов.

5. Возможность свободно путешествовать

Израильский паспорт открывает много стран без виз. Это означает:

• поездки в Европу без оформления виз,
• упрощенные поездки в США,
• возможность свободно участвовать в международных форумах, конференциях, обучениях.

6. Право на воссоединение семьи

Если в будущем у Михаила появится собственная семья, его дети автоматически будут гражданами Израиля.

7. Льготы для репатриантов

Семья получила доступ к программам поддержки:

• арендные субсидии,
• налоговые льготы,
• скидки на коммунальные услуги первые месяцы,
• помощь в интеграции от муниципалитета.

8. Возможность смены профессии

Андрей получил доступ ко всем государственным программам переквалификации.
Это важно потому, что многие репатрианты переходят на новые, более востребованные сферы: IT, технические специальности, аналитику, инженерию.

9. Возможность построить новую карьеру

Израильский рынок труда открыт, и в нем ценят опыт, а не возраст.

Андрей получил возможность:

• работать в международных компаниях,
• пройти курсы за счет государства,
• поднять уровень английского и иврита,
• открыть частный бизнес при поддержке международных и местных программ.

10. Культурная интеграция и чувство принадлежности

Это тот эффект, который сложно измерить цифрами. Но он ощутим:

• семья стала частью большой всемирной еврейской общины,
• они впервые увидели связь между историей предков и своей жизнью,
• ежедневный контакт с ивритом, традициями, праздниками создаёт внутреннюю опору.

11. Свобода выбора места жизни

Теперь семья может:

• жить в Израиле,
• жить в другой стране,
• возвращаться в Израиль в любой момент,
• оставаться гражданами мира.

Гражданство не ограничивает возможности граждан, а открывает новые.

12. Восстановление семейной истории

Через процесс репатриации семья получила то, что невозможно купить:

• знание своих предков,
• фотографии деда,
• сведения о прадеде,
• восстановленную родовую цепочку на более чем сто лет.

Эти знания не только дают юридические права — они возвращают людям их идентичность.

Неожиданный звонок

Примерно через семь месяцев после переезда Андрей получил звонок, которого никак не ожидал. На экране высветился международный номер, и он сначала решил, что это по работе. Но когда на другом конце провода представился молодой голос и назвал фамилию, Андрей сразу понял — это правнук его деда, тот самый родственник, с которым сотрудники РИКЦ вышли на связь во время архивного поиска.

Разговор начался почти робко. Правнук спросил, как семья устроилась в Израиле, как идет жизнь, нравится ли школа Михаилу. Было слышно, что он переживал, удачно ли он позвонил и не создает ли неудобств. Но чем дольше они разговаривали, тем спокойнее становился его голос, и постепенно беседа превратилась в обмен новостями между людьми, которых связывает больше, чем фамилия.

Андрей слушал внимательно и говорил мягко, без спешки. Он не был человеком, который легко впускает новых людей в свою жизнь, но в этот раз в его голосе звучала теплая открытость. В какой‑то момент он сказал:

На том конце провода повисла тишина, собеседник не ожидал такого приглашения. Потом он сказал:

— Спасибо. Для меня это многое значит.

Когда разговор закончился, Андрей долго сидел в тишине. Наталья подошла и спросила, все ли в порядке, а он только кивнул и сказал:

Это был момент, когда он почувствовал, что восстановление семейной линии — это не только про прошлое. Репатриация открыла им двери к тем связям, которые могли бы исчезнуть навсегда, если бы однажды кто‑то не решился узнать свою историю.

Теперь Андрей говорил об этом без лишних слов, но с внутренней уверенностью: история семьи — живая. Она продолжается. И дальние родственники, которых он никогда не видел, могут стать ее частью так же естественно, как и те, кто рядом каждый день.

Что важно знать

История Андрея и его семьи подчеркивает несколько принципов, которые применимы почти ко всем сложным случаям:

1. Не нужно знать все. Нужно знать хотя бы что‑то одно.
   Одна запись — в нашем случае запись о рождении матери Андрея — может стать ключом ко всей цепочке доказательств родства.
2. Даже если семейная история «сложная», можно найти документы. Две жены, эвакуация, разрушенные архивы, пропавшие метрики — все это не препятствия, а особенности данных эпох. Такие ситуации встречаются чаще, чем кажется, и почти всегда находится хотя бы один документ, который становится решающим.
3. Архивы разных стран работают по-разному, но это не повод сдаваться. Украинские архивы сложны и медлительны; казахстанские отвечают быстрее, но иногда требуют уточнений; российские дают фрагменты, которые приходится собирать в единую линию. Путь может быть долгим, но успешным, если построен профессионально.
4. Контакт с дальними родственниками может стать ключевым. Потомки второй ветви деда Андрея не только подтвердили параллельную линию, но и передали фотографии, благодаря которым семья впервые увидела лицо человека, о котором знала лишь по слухам. А воссоединение семей стало главным подарком всей репатриации.
5. Подготовка к консульской проверке — это не экзамен. Важно не выучить «правильные» ответы, а понимать, что и почему вы говорите. Консул чувствует естественность — и ценит ее выше идеальной структуры.
6. Репатриация — это не только про документы, но и про психологическую работу. Люди проходят путь принятия своей истории, иногда неприятной, иногда тяжелой, иногда неожиданной. Но после этого путь к гражданству становится легче.
7. Главное — терпение. Архивные запросы занимают месяцы. Но когда итоговая цепочка родства и документов восстанавливается, ожидание перестает иметь значение.

Техническая часть: как строилась доказательная база

Для полноты картины включаю технический разбор — как мы структурировали дело внутри РИКЦ.

1. Исходные данные клиента

• ФИО деда — известно частично.
• Год рождения — условно определен (1900–1910).
• Место рождения — «кажется, Екатеринослав».
• Фото — отсутствуют.
• Документы — только свидетельство о рождении матери.

2. Архивные запросы

Россия:
• расширенная запись ЗАГС о рождении матери,
• региональные военные архивы,
• ЦАМО (две личных карточки).

Казахстан:
• эвакуационные фонды Караганды.

Украина:
• метрические книги еврейской общины Екатеринослава.

3. Найденные документы

• запись о рождении матери — подтверждает ФИО деда;
• военное дело №1 — первая жена, ребенок;
• военное дело №2 — вторая жена, второй ребенок;
• карточка эвакуации — жена еврейка и место рождения деда;
• метрика деда — полное подтверждение еврейства;
• метрика прадеда — подтверждение еврейского происхождения семьи;
• фотографии и бытовые свидетельства от потомков второй ветви.

4. Юридическая цепочка

Прадед (еврей) → дед (сын еврея) → мама Андрея → Андрей → его сын Михаил. Эта цепочка полностью соответствует требованиям Закона О возвращении (1950).

5. Структура доказательств

• первичные документы: метрики, записи ЗАГС, эвакуационные фонды;
• вторичные документы: военные карточки, сопоставительные данные;
• косвенные подтверждения: фото, рассказы родственников, совпадение адресов.

6. Стоимость и ресурсы

Стоимость проекта: €29 000
Сроки: 10 месяцев
Команда: 11 специалистов

– 2 менеджера отдела продаж
– 3 архивиста
– 2 менеджера
– 1 переводчик
– 1 менеджер персонального обслуживания (я)
– 2 региональных консультанта

7. Статистика

Архивных запросов: 21
Подтвержденных документов: 17
Переводов: 11
Созвонов: 46
Тренировочных интервью: 4
Рабочих часов: около 420

За кадром

Клиенты редко видят, как выглядит процесс изнутри. Они получают результат: документы, инструкцию, визы. Но внутри РИКЦ каждый кейс — это цепочка десятков маленьких действий.

Например, в день, когда мы получили метрику из Екатеринослава, наш генеалог почти час сверял букву в букву, чтобы убедиться, что печать соответствует периоду и что почерк раввина совпадает со стилем той же книги. Архивист, получив эвакуационную карточку, сопоставлял формулировки с типовыми формами 1942 года, проверяя, нет ли в ней внутренних ошибок.

Переводчик трижды перепроверил транслитерации имен, чтобы они были одинаковыми в метрике, эвакуационной карточке и сопроводительном письме в консульство.

Во время подготовки к консульству я и Андрей проговаривали одни и те же моменты по нескольку раз — не потому, что он что‑то не понимал, а потому, что его история была сложной, многослойной и требовала деликатной подачи. Наталья в это время собирала документы, перепроверила копии, уточняла мелочи, о которых клиентам часто сложно помнить: номера актовых записей, место хранения оригиналов, порядок документов в папке.

Координатор в Израиле заранее согласовывал время в МВД, проверял, чтобы семья не столкнулась с необходимостью ждать в очередях или объяснять чиновникам, что они впервые в стране. Он был рядом, когда Андрей получал необходимые для жизни в стране документы, и отмечал по чек-листу: «банк — сделано, медицина — сделано, Лессе-Пассе — сделано».

Главное, что остается

В любом деле есть момент, когда работа завершается: документы собраны, визы одобрены, люди прилетают в Израиль. Но настоящая точка завершения — когда семья понимает, что ее история не потеряна. Она может быть сложной, противоречивой, рваной, но ее можно восстановить, если идти аккуратно, профессионально и с уважением к каждому документу.

Андрей получил не только гражданство, но и понимание, что его дед был не тенью из прошлого, а человеком с живой биографией, а еще — новую семью. Наталья обрела спокойствие за будущее сына. Михаил — новую главу детства, где можно ходить на море каждый день, где общество интернационально, а будущее полно международных возможностей.

Репатриация — это не бегство и не формальность. Это возвращение. Всегда — к стране. Часто — к себе. Иногда — к тем, кого давно нет, но чья история все еще живет в старых метриках, забытых эвакуационных карточках и пожелтевших строках военных документов. Редко — к тем, о ком раньше не знал, но кто все это время был тебе близок.

Автор

Надежда Гусарова — руководитель группы отдела персонального обслуживания. Стаж: 4 года.

Бесплатная консультация
по гражданству Израиля

Я даю согласие на обработку моих персональных данных ООО «МКЦ» (ИНН 7842218191) в целях обработки заявки и обратной связи. Политика конфиденциальности

Я согласен получать рекламные и информационные материалы от ООО «МКЦ» на указанный e-mail и (или) телефон

Оставить заявку

Войти

ВКонтакте

Google

Yandex

Mail.ru

Connect with

Login with Google Login with Vkontakte